Страж Государя - Страница 91

Датчанин неторопливо постелил поверх первой карты лист со второй, где в другом, более крупном масштабе было изображено – со всей старательностью – Невское устье.

– Ух, ты! – восхищённо покачал головой царь. – Островов-то сколько!

– Тут, герр Питер, отмечены только самые крупные острова! – смущённо признался Лаудруп. – Эту карту я сам составлял, прямо на месте, в то моё путешествие, когда ходили за рыбой ладожской и невской. Но времени было маловато… На самом-то деле их, островов то есть, больше гораздо, во много раз…

– Чем больше – тем лучше! – легкомысленно заявил Пётр, спросил у Лефорта: – Помнишь, Франц, ты мне картинки показывал – про Венецию итальянскую? Вот здесь мы и заложим, когда-нибудь, Венецию Северную…

– Отчего же не заложить, государь? – попыхивая своей курительной трубкой и задумчиво щурясь сквозь ароматный дым табачный, ответил Лефорт. – Можно и заложить. Только в этом месте, судя по карте, берега очень низкие и болотистые… Да и река – широка и глубока. Представляешь, государь, сколько тут потом надо будет мостов построить разных? Большие деньги уйдут на то, великие…

– Очень низкие здесь берега! – подтвердил опасения Лефорта датчанин. – Мне тогда чухонец один рассказывал, что один раз – за десять лет – бывают в устье Невском – наводнения великие. Дует очень сильный западный ветер, речные воды останавливаются, и Нева выходит из своих берегов, затопляя часть островов. Поэтому я внимательно присмотрелся бы вот к этим местам! – кончиком дубовой зубочистки он ткнул в точку на карте.

«Здесь же в двадцать первом веке был расположен город Ломоносов!» – отметил про себя Егор. Лаудруп продолжал:

– Берег здесь высокий, крепкий, песчаный, никогда не затопляется, да и мостов не надо строить. Очень удобное место для построения крепкого города!

– Отличное место! – неожиданно для самого себя поддержал датского капитана Егор: – А левый берег Невы можно поднять повыше, одеть в камень, построить на нём большой порт торговый, верфи корабельные, крепость охранную. А вот, мин херц, видишь этот длинный остров? Как он называется? Безымянный пока? На нём можно будет заложить и серьёзный форт артиллерийский, да и стоянку надёжную организовать – для будущего флота военного…

– Ладно, стратеги и тактики великие, уймитесь! – насмешливо поморщился Пётр. – Вот дойдёт до дела – тогда и подумаем. Совет соберём государственный – из множества людишек высокоумных, обсудим всё, посчитаем тщательно – по финансам… Только вот шведа ещё надо выбить из тех мест, все крепости, что он занимает сегодня, взять под мою руку…

Наконец, уже в начале июня 1698 года, «Король» покинул порт Копенгагена, прошёл полтора десятка морских миль по короткому проливу Эресунн, оставив по левому борту шведский городок Мальме, после чего был вынужден остановиться и лечь в дрейф. На выходе из пролива солидно качались на мелких волнах три больших шведских многопушечных корабля, украшенные большими тёмно-синими флагами с жёлтыми крестами, над бортом одного из них взвилось маленькое белое облачко, лениво пророкотал одинокий пушечный выстрел.

– С документами нашими желают ознакомиться! – пояснил Лаудруп. – Что ж, придётся продемонстрировать, тут уж ничего не попишешь. Шведа – его лучше не злить, себе дороже будет…

В спущенную лодку-шлюпку по штормтрапу спустились два гребца-матроса, капитан Лаудруп и Егор, одетый под классического английского негоцианта. Гребцы дружно навалились на вёсла, и через десять-двенадцать минут лодка успешно пришвартовалась своим бортом к высокому борту шведского брига.

Матросы остались в шлюпке, Егор и Лаудруп поднялись на палубу корабля, белобрысый и молчаливый шведский боцман, лишь чуть заметно кивнувший в знак приветствия, проводил их к представительному и важному морскому офицеру, надувшемуся натуральным индюком – от осознания собственной значимости. Офицер был одет в совершенно обычную европейскую одежду – за одним исключением: на его ногах красовались длинные, ярко-жёлтые ботфорты.

«Понятное дело! – ехидно прокомментировал внутренний голос. – Подражает, уродец жирный, своим любимым шведским королям, которых в последнее время всё больше „Карлами“ зовут. Те, говорят, свои жёлтые ботфорты не снимали месяцами, даже с женщинами вступали в интимную связь, зачиная наследников короны, – прямо в них, родимых…»

Офицер в ботфортах, действительно, оказался рьяным патриотом своей родины – знал только шведский язык. Поэтому полноценного диалога не получилось:

Лаудруп, согнувшись в раболепном полупоклоне и содрав с головы свою пиратскую треуголку, просительно что-то бубнил – на ужасной смеси датского и шведского языков, а обладатель жёлто-ядовитых ботфортов небрежно изучал бумаги, предложенные его высокому вниманию, и презрительно выпячивал далеко вперёд свою нижнюю губу.

Из пятиминутной речи шкипера «Короля» Егор понял только отдельные слова: «сэр Александэр», «Нарва» и «рыба-осётр» (про рыбу – почему-то на английском языке).

По окончании этого скоротечного рандеву офицер насквозь небрежным движением вернул Лаудрупу все бумаги, после чего тот опустил в протянутую офицерскую ладонь, предусмотрительно сложенную ковшиком, тяжёлый бархатный кошелёк. Швед, меланхолично вздохнув, спрятал кошелёк в бездонный карман длиннополого камзола, снял со своей толстой шеи чернильницу, висящую на толстой медной цепочке, осторожно поставил её на раскладной столик, стоящий на палубе рядом с ним, открыл крышку, бросил на датчанина вопросительный взгляд.