– Что случилось, мин херц? Тебя ранило? – забеспокоился Егор, подбегая к царю.
– Не знаю, Алексашка, не знаю… По команде капитана пальнули, всё вокруг дымом заволокло. Тут меня что-то и кольнуло сильно – в поясницу… Ох, пробивает-то как, даже сидеть больно!
Алёшка Бровкин лукаво подмигнул Егору, демонстрируя из-за царской спины свой указательный палец.
– У этих пушек морских – отдача непривычная! – понятливо улыбнувшись, высказал своё предположение Егор. – Вот и тебе, мин херц, досталось – той отдачей… Поручик Бровкин, чего ждёшь? Быстро помоги Петру Алексеевичу спуститься в каюту его! Примочки свинцовые приложи к пояснице, ромусом отпои ямайским…
Ещё часов пять-шесть продолжалась эта забавная и увлекательная игра в морские кошки-мышки: лавирование, неожиданные встречи между островов, обмен пушечными залпами, потеря друг друга из вида, новые встречи, новые залпы…
Хотя «Король» по-прежнему сражался более грамотно и искусно, но и несколько выстрелов пушек фрегата достигли своей цели: одно из ядер попало в заднюю мачту, которая сразу же переломилась пополам, другим ядром оторвало правую ногу у юного волонтёра Семёна Ростова, разорвавшейся картечной гранатой убило матроса-датчанина, вставшего у мортиры на место «приболевшего» Петра…
Убитого матроса завернули в холстину, в ноги покойному положили тяжёлое пушечное ядро, холстину зашили суровыми парусными нитками, мешок с трупом, после краткой молитвы, прочитанной капитаном Лаудрупом, сбросили за борт. Семёну Ростову же Егор остановил кровь, тщательно перевязал обрубок. Потом они вместе с Алёшкой Бровкиным спустили несчастного в трюм – под надзор и опеку других волонтёров и Франца Лефорта, который понимал немного в делах медицинских.
К обеденному времени бриг, подгоняемый сильным попутным ветром, вошёл в широкий фьорд, посередине которого возвышалась величественная треугольная скала, вокруг неё яростно плясали белые невысокие буруны.
– Средненькое течение в Круговом фьорде есть, причём как на входе, так и на выходе, – пояснил Лаудруп. – С ближайших гор во фьорд стекает множество ручьёв – с тающих ледников. Так вот, течение не очень сильное, но почему-то эта треугольная скала его притягивает. Около любого берега бросьте деревянную палку – она обязательно врежется в этот странный камень…
«Король» прошёл по Круговому фьорду едва ли три четверти морской мили, когда Алёшка Бровкин, стоящий на корме брига с подзорной трубой в руке, громко и недовольно (по-русски – потому как от души) воскликнул:
– Не удалось оторваться, чёрт меня побери! Они идут следом за нами, только что миновали треугольную скалу!
Капитан Лаудруп, которому Егор перевёл суть Алёшкиного тоскливого вопля, нисколько не огорчился:
– Посмотрим, как пираты пройдут повороты: фьорд там очень сильно сужается, да и вечер уже не за горами…
Бриг, при поддержке верного попутного ветра, уверенно преодолевал слабое встречное течение, продвигаясь всё дальше и дальше в глубь древней и таинственной Норвегии. Вокруг было очень даже симпатично и величественно. Берега Кругового фьорда представляли собой сплошные скалы – чёрно-синие, изысканно и беспорядочно изрезанные, совершенно неприступные, слегка напоминающие башенки древних средневековых замков.
Впрочем, уже через полчаса пришлось данный маршрут временно прервать, вожделенные повороты, обещающие кардинальное решение «пиратской» проблемы, так и остались недосягаемыми. Ветер, дувший с моря, неожиданно стих – полностью и сразу. Уже через тридцать-сорок секунд «Король» остановился и, под действием силы течения, начал медленно и величественно разворачиваться, становясь поперёк относительно прямого русла фьорда.
– Отдать якоря, бездельники! – русским медведем взревел датчанин. – Быстрее, пока не шандарахнуло о береговые скалы! – Оставив штурвал на попечение Алёшки Бровкина, он лично бросился к кормовому якорному клюзу.
Егор поспешил на нос корабля, резко дёрнул за короткий рычаг простейшей механической лебёдки: противно загрохотала ржавая якорная цепь, раздался громкий всплеск от падения тяжёлого якоря в тёмные вечерние воды фьорда. Он дождался, когда якорь ляжет на дно, медленно досчитал до пяти и, плавно повернув рычаг в другую сторону, намертво зафиксировал цепь…
Бриг, проплыв по течению ещё несколько метров, чуть-чуть дёрнулся и, словно окончательно подчиняясь поступившему строгому приказу, послушно закачался на спокойной водной глади…
Лаудруп, убедившись, что якоря успешно «забрали грунт», а цепи туго натянуты, достал из-за голенища высокого ботфорта подзорную трубу, раздвинул её телескопические колена, правым глазом приник к окуляру, через несколько минут довольно объявил, передавая Егору свой оптический прибор:
– Противник тоже заякорился – на два якоря. Только не сразу. Молокососы, что тут скажешь! Ещё на шестую часть мили морской снесло их течением…
До пиратского фрегата было – в привычных метрических единицах – немногим больше километра. Судно также застыло на двух якорях, развернувшись поперёк фьорда.
– Что дальше будем делать, капитан? – спросил Егор.
– А что тут можно делать? – флегматично и равнодушно пожал своими могучими плечами датчанин. – Будем ждать, пока с моря подует сильный ветер. Без него ничего не получится… Нет, конечно же, можно тёмной ночью поднять якоря и по течению спуститься – прямо на подлого неприятеля. Произвести залп пушечный, причалить к борту галеона, и – на абордаж! Только вот неизвестно, сколько у них на борту стоящих бойцов… Как вы, сэр Александэр, относитесь к кровавому и беспощадному абордажу?