Бровкин заскочил в один такой бежево-коричневый шатёр, через две-три минуты выскочил обратно – словно пчелой ужаленный, прикрывая рот платком, завернул за угол, где его успешно и стошнило.
– Ужас какой-то! – часто-часто моргая своими длиннющими (как у сестры) ресницами, испуганно вздрагивая, рассказывал Алёшка. – Там разные уроды сидят в больших стеклянных банках! Такие все страхолюдные из себя, такие противные…
– Уроды? – живо заинтересовался Пётр. – Алексашка, пошли скорее, посмотрим!
Егор, ещё в классе пятом посещавший вместе со своими родителями санкт-петербургскую Кунсткамеру, сразу понял, что там такое – в этом бежевом шатре, и не испытывал ни малейшего желания заходить туда, но – приказ царский… Сглотнув неприятную слюну и тяжело вздохнув, он последовал за Петром.
В больших банках, очевидно, заполненных специальным раствором, чего только не было: человеческие эмбрионы, младенцы с тремя глазами – и прочими аномалиями, отдельные человеческие органы, крыса с двумя головами, непонятная жёлтая рука – с восемью пальцами.
Егор, чувствуя, что его начинает мутить, старался на банки не смотреть, внимательно изучая дощатый пол и матерчатые стены шатра. Была присуща его организму такая странность: совсем не боялся крови – ни своей, ни чужой, а вот перед всяким уродством испытывал сильнейшую брезгливость…
Пётр же, наоборот, как заведённый бегал от одного сосуда к другому, радостно тыкал пальцами, громко и искренне восторгался:
– Алексашка, ты посмотри только сюда, увалень худородный! Красота-то какая! А это? Гы-гы-гы! Ха-ха-ха! Вот славно-то как!
Уже выйдя из противного шатра, царь приказал Алёшке:
– Найди срочно Лефорта! Отведи сюда, велю купить, не торгуясь, всё это – вместе с шатром, и отправить – в Преображенское. Пусть там эти диковинки осторожно, чтобы ничего не разбить, сложат в большую кладовку – до моего приезда…
В конце апреля месяца они стали собираться домой, предварительно распространив слух, что часть Великого Посольства перебирается в Англию – пообщаться с тамошними аристократами, изучить разные ремёсла и хитрости английские…
Алёшка Бровкин, обойдя добрую половину порта амстердамского, высмотрел и нанял подходящую посудину – крепкий трёхмачтовый датско-английский бриг (один компаньон, он же капитан судна, – датчанин, другой – англичанин, постоянно проживающий в Лондоне) с гордым названием «Кинг», то есть по-русски – «Король». Корабль считался сугубо торговым, но вдоль каждого его борта располагалось по шесть бронзовых пушек, могущих стрелять как чугунными ядрами, так и картечными гранатами.
Перед самым отплытием в Москву были отправлены (разными дорогами) трое надёжных гонцов – с почтой к Фёдору Юрьевичу Ромодановскому, состоящей только из нескольких частных писем, в которых, на первый взгляд, не было ничего тайного: описывались голландские прелести и диковинки, подробно рассказывалось о достоинствах местных дам и скота домашнего… Только в заранее условленном месте было помещено секретное сообщение (симпатическими невидимыми чернилами) – об истинном маршруте следования царя и персон, его сопровождающих…
Петр, Егор, Алёшка Бровкин, Лефорт и ещё полтора десятка дворян-волонтёров из свиты Великого Посольства (все остальные ещё на шесть месяцев оставались в Голландии – совершенствовать приобретённые навыки и получать новые знания) загрузились, вместе со своими вещами и нехитрым скарбом, на корабль.
Поклажа Егора оказалась самой обширной и разнообразной. Как же иначе? Семена всяких разных овощных растений, рассада клубники и земляники, саженцы фруктовых деревьев и кустов, цветочные луковицы и черенки, многочисленные подарки – для родственников и друзей, всякие бытовые мелочи, могущие пригодится в повседневной жизни…
– Скопидом ты, Алексашка! – насмехался царь. – Не охранитель хваткий, а помещик натуральный! В деревне тебе – самое место, яблоки растить, коровам крутить хвосты…
– А я и не против, государь! – в шутку (в шутку ли?) ответил Егор. – Всегда, с лет младых, имел слабость к сельской жизни… Я бы с удовольствием навсегда поселился в деревне. Да вот кто тогда тебя будет охранять и оберегать?
Капитан «Короля» – датчанин по фамилии Лаудруп, неплохо знавший английский язык, скомандовал отплытие. Два пожилых матроса умело убрали сходни, в клюзах противно загремели ржавые якорные цепи, портовые работники упёрлись специальными длинными палками, которые по мере необходимости наращивались – вплоть до пятнадцатиметровой длины, в борт брига, сильно отталкивая его от деревянного пирса и одновременно разворачивая носом в открытое море…
Ветер, дувший с берега, наполнил два прямоугольных паруса, заранее установленные на центральной мачте, «Король» начал уверенно удаляться от полюбившейся всеми Голландии, держа курс на запад…
Когда отошли от берега на три—три с половиной морские мили, произошли два важных и воистину знаковых события.
Во-первых, царь прилюдно сорвал с себя очки и гладковолосый парик, снял накладную бороду и усы. Удивление дворян-волонтёров было безмерно, все застыли с открытыми ртами, совершенно не понимая – что делать дальше…
– Что такое? – дурачился Пётр. – Думали – дьячок Возницын всё это время был с вами? А тут узрели царя, и душа ушла в пятки? Ай-яй-яй, простота лапотная… Ладно, забудем, братцы! Алексашка, полковник Меньшиков! А где два бочонка с вином бургундским, которые генерал Лефорт привёз из Франции? В моей каюте? Нет, так не пойдёт! Выкатить на палубу и распить – в честь моего возращения в должность царскую…