На следующее утро посланец от курфюрста передал солидный пергаментный свиток, запечатанный сургучной печатью. Егор печать сломал, развернул свиток, мельком пробежал глазами и передал Лефорту:
– Герр Франц, там иноземными буквами написано что-то. Ты уж перетолмачь, будь другом…
– Что ж, можно и перевести. Слушайте: «Патент на звание бомбардира. Сим удостоверяю, что господин Прокофий Возницын признаётся и почитается за совершенного метателя бомб, и в теории, и на практике. Сей Прокофий Возницын является осторожным и искусным огненным художником. И я, подтверждая его действительные заслуги, выражаю ему свою личную, преданную благосклонность. Подпись: Курфюрст бранденбургский – Фридрих…»
Егор торопливо спрятал лицо в своих ладонях, с громадным трудом сдерживая приступ гомерического смеха. Пётр вскочил из-за стола, бешено вращая круглыми глазами, метнул тяжёлый буковый табурет в хозяйский резной буфет, после чего выбежал из дома на улицу…
Насилу Егор отыскал его – только часа через два с половиной. Царь сидел на песчаном морском берегу и самозабвенно пускал «блинчики» по тихой водной глади…
На следующий день Великое Посольство тихо и без всякой помпы отбыло из гостеприимного Кёнигсберга.
За полчаса до отъезда Пётр в своём уже привычном камуфляже, голосом, не терпящим даже малейших намёков на возражения, отдал краткие и ёмкие указания:
– Господин кавалер генерал Франц Лефорт! Вот, подписываю Указ: теперь ты – единственный Великий посол. Не спорь со мной, так надо! Езжай во главе Великого Посольства по пути, что мы ранее наметили, проводи переговоры, подписывай договора, секретные соглашения… Я тебе доверяю полностью, без всяких сомнений. Только прошу: никуда не торопитесь, езжайте медленно, договаривайтесь долго… Мы с полковниками Меньшиковым и Брюсом вперёд вас поедем, в качестве квартирмейстеров и предварительных переговорщиков. Вот, подписываю Указ и про это… Далее, с собой я, то есть дьяк Прокофий Возницын, беру три кареты. Одну – для меня и названных полковников. Другую – для четырёх людей моего охранителя. Третью – для денщиков и вещей дорожных. Ещё вот, щедро рассчитайся с хозяином дома нашего – за сломанный буфет и побитую посуду… Ну, у меня всё, можно трогаться. Да, самое последнее, оберегай усиленно этого… волонтёра Петра Михайлова…
Караван, состоящий из трёх неприметных карет, регулярно меняя на конных станциях лошадей на свежих, проследовал, делая короткие и редкие остановки – для приёма пищи и оправления нужд естественных, до знаменитых заводов, расположенных под немецким городком Ильзенбургом.
Вовсе не останавливаясь – по приказу царя проехали через Берлин, Бранденбург, Гальберштадт. Егор терялся в догадках. Обычно Пётр был очень любопытен – как птица сорока: всё внимательно разглядывал, выпытывал, во всё совал свой нос, а тут – даже на окошке каретном задёрнул плотную занавеску. Сидел в полудрёме, небрежно скрестив руки на груди, всё размышлял о чём-то…
Не утерпев, Егор таки напрямую поинтересовался у царя – причинами такой неожиданной хандры и полным отсутствием любопытства.
– Да чего я там не видел, за окошком! – раздражённо отмахнулся Пётр. – Здесь точно так, как и в нашей России-матушке: сколько вёрст ни проедешь – за окошком всё то же самое… Только у нас – деревянные избы кособокие, грязь непролазная, кучи мусорные и навозные вдоль дорог, пьяные оборванные мужики валяются под кривыми заборами, поля заброшенные, свиньи худые бродят повсюду. А здесь – чистота, домики красивые – под крышами красными, черепичными, люди приветливые, чисто одетые, дороги камнем мощённые, поля зелёные, сады цветущие… Эх, жизнь моя – тоска смертная! Что же зря смотреть на все эти красивости? Душу себе рвать? Ничего, вот вернёмся домой, я Москву так встряхну, так… Да что там – Москву? Всю Россию поставлю в позу неудобную и – того самого…
Ильзенбургские заводы, специализирующиеся на работе с разным железом и на оружейном деле, произвели на Петра и Брюса (Егор-то в своей жизни и не такое видал) неизгладимое впечатление. Переходили, рты широко раскрыв, из цеха в цех, завороженно и жадно слушали подробные рассказы пузатого герра Майера – опытного железных дел мастера, выделенного в качестве экскурсовода для важных господ из Великого Посольства русского.
– Запоминайте всё, записывайте, зарисовывайте! – шипел сквозь зубы царь. – Где такое ещё увидишь?
Отстав от них метров на двенадцать-пятнадцать, важно шествовал, держась правой рукой за рукоятку пистолета, засунутого за кожаный пояс и прикрытого полой сюртука, Матвейка Солев – опытный охранитель.
Первым делом представители Посольские посетили самую настоящую доменную печь, только очень маленькую и слегка кособокую – по меркам двадцать первого века. Горячий, огненно-алый чугун разливался прямо на их глазах в самые различные формы. Егор, немного отстав от своих компаньонов, на минутку-другую заскочил на склад готовой продукции. Ассортимент впечатлял: пушечные ядра, толстые и тонкие цепи, сковороды, чугунки, насадки для крестьянских мотыг, площадки-основы для корабельных пушек, мельничные противовесы, детали каких-то неизвестных станков…
В длинном и узком цеху молодые здоровенные парни, одетые только в холщовые портки и кожаные фартуки до самой земли, варили железо в больших толстостенных горшках. Егор подобрал с пола осколок одного такого разбитого горшка, внимательно осмотрел его, понюхал, даже лизнул.
– Ну, Алексашка, и из чего же делают такие? – насмешливо спросил подошедший Пётр.