– Умно это! – решил Пётр. – На одном берегу сеют и пашут, на другом – жизнью наслаждаются. Разделение такое. А у нас в России – всё в куче единой, где жрём, там и… А тут – запах какой! Какой запах, Алексашка!
Пахло, действительно, чудно: розами, морем, свежестью…
– Знаешь, мин херц, в моей Александровке тоже славно пахнет! – упрямо возразил царю Егор. – И в лесах русских – знатные ароматы! Москва-город – это ещё не вся Россия, так, только крохотная часть её. Причём, загаженная такая – во всех смыслах, часть…
Встали на якоря – уже на ярко-кровавом закате, в трёх с половиной милях от славного града Константинополя. Через тридцать минут мимо них, не останавливаясь, проследовал турецкий бриг, отчаливший из Керчи на добрую половину суток раньше.
Наступила чёрная южная ночь, только слегка разбавленная жидким звёздным и лунным светом.
– Какие здесь звёзды! – восторгался Пётр. – Крупные, лучистые, яркие!
– Это ты, мин херц, ещё тропического неба ночного не видел… – ляпнул Егор, которому довелось однажды, в той его жизни, как-то провести две недели между тропиком Рака и тропиком Козерога, и тут же мгновенно прикусил язык.
Но царь отнёсся к этим его неосторожным словам достаточно легкомысленно, только пропыхтел презрительно:
– В тропиках он был, как же… Заврался ты совсем, Алексашка! Наслушается баек купеческих, и давай языком молоть без устали…
На туманно-сером рассвете рядом с «Крепостью» бросили якоря отставшие русские суда, после завтрака появились и два припозднившихся турецких корабля, которые, обойдя русскую эскадру, заякорились на четверть мили ближе к столице Османской Империи, словно бы перегораживая незваным гостям дорогу к прекрасному городу.
– Капитан Памбург, поднимите на мачте сигнал, что мы хотим посетить с визитом великолепного и храбрейшего адмирала Гассан-пашу. Желаем, мол, засвидетельствовать своё безграничное почтение, одарить скромными подарками.
Вскоре португалец на английском языке доложил:
– Сэр Александер! Гассан-паша выразил своё согласие принять вас незамедлительно!
Гребная шлюпка пристала к турецкому флагману, вице-адмирал Крейс, Егор и Алёшка Бровкин, все разодетые в пух и прах, взошли по специальному парадному трапу на борт корабля. Следом за ними два дюжих моряка подняли тяжеленный сундук, третий матрос (слегка загримированный Пётр – в соответствующей одёжке) притащил на своих плечах две пухлые связки мехов.
Турецкий адмирал, облачённый в шёлковый светло-розовый халат и белоснежную чалму, вышел им навстречу, в знак приветствия поочерёдно приложил пальцы правой руки к своему лбу, бороде и груди, проговорил – на неожиданно приличном голландском языке, лукаво посверкивая умными чёрными глазами:
– Добро пожаловать, господа! Я рад вам, сэр Александэр, и вам, маркиз! Но, не обижайтесь, особенно я счастлив видеть господина адмирала Крейса! Всё дело в том, что в период своей молодости наивной я три года провёл в прекрасном городе Амстердаме. Изучал там высокое искусство постройки судов морских, уменье управлять кораблями, бороздящими океаны…
– О-о-о! – обрадованно хлопнул в ладоши сентиментальный Крейс. – Милая моя, добрая Голландия, как же я скучаю по тебе! После услышанного я отношусь к вам, любезный Гассан-паша, как к своему названому брату…
Адмиралы нежно слились в дружеских объятиях, церемонно похлопывая друг друга по плечам…
Егор ни капли не удивился: он знал – из сведений, почерпнутых в Учебном центре секретной международной службы «SV», что Гассан-паша в молодости достаточно много времени провёл в Голландии, и именно поэтому напросился к нему в гости, прихватив с собой адмирала Крейса.
«А помнишь, братец, Координатор тогда в Питере тебе советовал, мол: „Тщательно изучай турок, всё, что касаемо – войн с ними?“ – неожиданно проснулся внутренний голос. – Получается, что он и тогда знал, что ты пробудешь в Прошлом гораздо более чем пять лет! Как же иначе? Он знал, что ты здесь зависнешь, знал – сука старая…»
Турецкие матросы – босоногие, голые по пояс, в широченных разноцветных шароварах, принесли четыре стула – обитые золотой парчой, с высокими резными спинками, разложили маленький складной столик. Толстый повар ловко расставил на углах стола четыре фарфоровые чашечки, наполнил их из пузатого медного кофейника ароматнейшим кофе, посередине поставил две большие стеклянные вазочки с разнообразными восточными сладостями, предупредительно отошёл в сторону, замер в низком поклоне.
– Прошу, господа, присаживайтесь! – вежливо, уже на английском языке, пригласил к столу Гассан-паша.
Егор насторожённо обернулся, высматривая царя. Пётр – в компании с двумя матросами-голландцами – о чём-то оживлённо, размахивая руками во все стороны, болтал с двумя пузатыми янычарами, из-за широких поясов которых высовывались деревянные пистолетные рукоятки.
«Эх, розгами, хорошо просолёнными, да по заднице худой, царской!» – от души высказался внутренний голос.
Выпили по две чашечки великолепного напитка, болтая о погоде – вчерашней и завтрашней, и закусывая рахат-лукумом, сушёными финиками и сливами, миндальным и абрикосовым печеньем.
– Этот кофе заварен по-арабски, в раскалённом белоснежном песке! – пояснил турецкий адмирал и плавно перешёл к делу. – То, что вы, господа, являетесь тонкими ценителями кофе, я уже понял. Но, может быть, у вас имеются ко мне и другие дела?
– Конечно же, уважаемый Гассан-паша! – вежливо кивнул пышными страусиными перьями на своей шляпе маркиз Алёшка. – Мы просим вас принять сии скромные подарки: меха чернобурки и соболя, отрезы разных тканей, изящные золотые украшения – для прелестниц из вашего блистательного гарема, сабли стали дамасской…