– Переговорил я тайно в Карловицах с турецкими послами: рейс-эфенди Рами и тайным советником Маврокордато – о возможностях замирения временного. Нашли понимание, на день сегодняшний у нас с Османской Империей – временное перемирие. А вот с соглашением о мире прочном, на несколько лет – вышла закавыка… Дипломатия восточная – она особая. Требует переговоров долгих, пышности разнообразной…
– Нет у нас времени на переговоры долгие и пышность всякую! – перебил царь. – Ты, дьяк, предлагай, как нам быстро сладить то дело мирное! Хотя бы лет на пять, а ещё лучше – на семь…
– Удивить надо османов! – уверенно заявил Возницын. – Если их сильно поразить, то они на всё готовы! Восток – дело тонкое… А мир с Россией очень сейчас важен для Турции. Они даже и с поляками мириться готовы. Больно сильно их потрепал маршал Венский, принц Евгений Савойский: земель отнял много, городов и деревень. И в венгерских краях, и в семиградских, и в морейских… Османская Империя сейчас мыслит только об одном: вернуть назад те потери срамные. Но всё равно – надо проявить напор и настойчивость… И ещё одно. Надо, чтобы при этих решительных переговорах с османами рядом не было бы других дипломатов: цесарских, польских, французских, английских… Тогда всё и сладится…
– Понятно, Прокофий! – милостиво кивнул дьяку Пётр, после чего хитро посмотрел на Егора и спросил – с лёгкой ехидцей: – А что думает по вопросу турецкому наш второй Великий Посол?
Егор вставать со скамьи не стал (генерал-майор всё же!), лихо махнул очередную чарку зубровки и спросил у Возницына:
– Если мы солидной эскадрой нагрянем прямо в Константинополь: с салютом пушечным, флагами развевающимися, музыкой, прочим шумом великим? Будет то для османов удивительным и поразительным?
Дьяк, сам удивлённый таким неожиданным вариантом, радостно закивал головой:
– Это было бы действенно! Турки до сих пор не верят, что на реке, удалённой от моря на тысячи вёрст можно построить настоящий и крепкий флот, способный смело и успешно бороздить моря…
– Вот мой ответ, государь! – обратился Егор к Петру. – Незамедлительно плыть эскадрой солидной к Константинополю турецкому! А для переговоров у меня припасена ещё одна шутка знатная. Понравится она туркам, всенепременно…
Часа через два после восхода солнца «Крепость», шедший первым, войдя в Дон, произвёл залп (холостой, конечно же) всеми восемнадцатью пушками правого борта, приветствуя великую русскую реку и одновременно подавая знак остальным судам эскадры неукоснительно следовать за собой.
А эскадра получилась знатной, за «Крепостью» следовало: двадцать двухпалубных кораблей, тридцать галиотов, двадцать пять бригантин и порядка пятидесяти каторг, яхт и галер. Это не считая шестисот стругов, заполненных бородатыми казаками (казакам – всех званий – царь отдельным Указом разрешил не брить бороды).
Зелёновато-изумрудные, бескрайние степи, тревожно и остро пахнущие чуть горьковатой полынью, густые прибрежные дубовые и буковые рощи, красивейшие пойменные озёра, заросшие цветными камышами.
– Красиво-то как! – без устали восхищался царевич Алексей, с любопытством вертя во все стороны своей кудрявой головой. – А вы ещё не хотели меня брать с собой, зануды!
Пётр виновато подмигнул Егору, мол: «Извини, брат, не смог отказать ребёнку!»
– Дядь Саша! – предложил жизнелюбивый и подвижный Алексей. – А чего время терять зазря? Давай карате займёмся!
– Прямо здесь?
– А что? Места тут хватает…
Егор, царевич и Алёшка Бровкин переоделись в кимоно, пошитые преображенскими швеями-мастерицами и предусмотрительно захваченные с собой, приступили к занятиям экзотическим под восхищёнными и удивлёнными взглядами матросов, офицеров, адмиралов, Петра и прочей разношерстной публики.
– Молодцы! – подбадривал царь. – Покажите им всем, что русские умеют!
Каждый вечер перед красивейшим южным закатом с «Крепости» (адмиральского корабля) стреляла носовая пушка – громко, на всю реку, потом били склянки – звоном хрустальным. Вся эскадра дружно убирала паруса, слышались звонкие всплески – от падения тяжёлых якорей в тёмную речную воду.
Когда ночи были тёплыми, без дождей, то на берегу разжигали костры, долго сидели вокруг них, болтали – иногда до самого рассвета. Царевичу Алексею эти рассветы и нравились больше всего. Как заворожённый, мальчишка сидел по-турецки на берегу реки, почти не дыша, смотрел немигающими глазами на восток, где всеми оттенками розового и алого разгоралась юная степная заря…
Егор и Пётр понимающе переглядывались между собой: будет из паренька толк, обязательно будет!
Эскадра плыла мимо жёлтых обрывистых берегов, на которых стояли сторожевые казачьи городки, обнесённые земляными валами и высокими плетёными изгородями.
Иногда по берегу эскадру сопровождали отряды конных казаков и башкир.
Наконец, впереди показались элегантные и светлые бастионы Азовской крепости, река начала разделяться на отдельные рукава.
– Отдать якоря, лентяи! – с чудовищным акцентом, по-русски приказал Корнелий Крейс.
– Зачем остановка сия? – тут же забеспокоился Пётр. – До моря-то – рукой подать…
Адмирал флегматично пожал плечами, ответил уже на голландском языке:
– Казак-лоцман говорит, что здесь судоходное русло Дона постоянно перемещается – из стороны в сторону. Необходимы тщательные промеры всех рукавов устья, иначе двухпалубные корабли могут крепко сесть на мель.
Старательно промерили Кутюрму – один из самых широких рукавов Дона.